Некоторые вопросы истории русского языка в связи с историей народа

Предисловие Грамоты

Начало 1950-х было непростым временем для науки о языке. В 1950 году в газете «Правда» неожиданно для читателей открылась «свободная дискуссия» по вопросам языкознания. На страницах газеты выступали сторонники и противники «нового учения о языке», разработанного Николаем Яковлевичем Марром (1864/5–1934). Это учение (ныне признанное лженаучным) — о том, что язык является надстройкой «на базе производства и производственных отношений, предполагающих наличие трудового коллектива», о «классовости» и стадиальности языка (будто бы язык переходит в качественно новое состояние при переходе общества из одной социально-экономической формации в другую), о происхождении всех слов всех языков мира из четырех «трудовых выкриков» сал, бер, йон и рош. Марризм, обосновывавший возникновение нового языка коммунистического общества, отвечал господствовавшей идеологии и стал пользоваться государственной поддержкой. Многие критики марризма в 1937–1938 годах были репрессированы (среди них был выдающийся русский ученый Евгений Дмитриевич Поливанов).

После Великой Отечественной войны началось новое наступление марристов на своих оппонентов. Казалось, что дискуссия в «Правде» приведет к окончательному разгрому противников марризма. Но разгромленными неожиданно оказались сами марристы. 20 июня в главной газете страны была опубликована статья Сталина «Марксизм и вопросы языкознания», в которой марризм (активно насаждаемый прежде) был подвергнут резкой критике. При этом «Сталин не внес никакого вклада в теорию языкознания и ничем ее не обогатил, ибо он, критикуя фикцию „классовости языка“, его „надстроечность“, возможность возникновения языков путем „скрещивания“ и тому подобные постулаты марристов, лишь своими словами повторил те выводы, к которым уже давно пришли многие советские лингвисты — и Поливанов, и Чикобава, и Реформатский, и десятки других. Теоретический вклад Сталина в науку — это тоже фикция. Но его слово было словом непререкаемого авторитета» (Михаил Викторович Горбаневский. Конспект по корифею).

Вслед за статьей, опубликованной 20 июня, в «Правде» в июле-августе появились четыре ответа Сталина на вопросы читателей. Полностью работа «Марксизм и вопросы языкознания» была опубликована в том же 1950 году отдельной брошюрой. Она была названа «гениальным произведением», переведена на многие языки и стала обязательной для изучения. С цитат из труда Сталина языковеды вынуждены были начинать практически любую работу, будь то справочник по орфографии или статья о морфологическом разборе. Между тем статья Сталина содержала не только справедливую критику марризма, но и новые ошибки, которые ученым приходилось какое-то время воспроизводить. Одна из таких ошибок — суждение о том, что в основе русского литературного языка будто бы лежит курско-орловский диалект. «Это суждение противоречило объективным данным лингвистов (и сейчас даже трудно предположить, откуда он его взял...). Однако это было слово Сталина! А Корифей ошибаться не мог... И его „гипотеза“ на несколько лет породила бесплодные научные „гадания“ на тему об основе русского языка, притормозив развитие одного из основных направлений в русистике» (Горбаневский. Конспект по корифею). Неожиданное обращение Сталина к вопросам языкознания нашло отражение в знаменитой «Песне о Сталине» Юза Алешковского:

Для того чтобы читатели «Грамоты» смогли почувствовать атмосферу тех лет, мы решили опубликовать в рамках проекта «История филологической мысли на страницах журнала „Русский язык в школе“» одну из характерных статей начала 1950-х. Это статья Виктора Давыдовича Левина «Некоторые вопросы истории русского языка в связи с историей народа» (Русский язык в школе. № 3. 1952). В ней — и многочисленные цитаты из Сталина, и попытка автора связать слова Сталина о происхождении языка из курско-орловского диалекта с научными сведениями о языке...

Непростой была судьба автора статьи. Виктор Давидович Левин (1915–1997) — филолог, специалист в области истории русского литературного языка и языка художественной литературы, профессор филологического факультета МГУ, один из составителей первого издания «Словаря языка Пушкина» (1956–1961). Его перу принадлежат книги «Краткий очерк истории русского литературного языка» (2-е изд. М., 1964), «Очерк стилистики русского литературного языка конца XVIII — начала XIX века: Лексика» (М., 1964), статьи о языке художественных произведений (в том числе опубликованные в журнале «Русский язык в школе»).

Кажется невероятным, но этого человека, автора публикуемой ниже статьи, изобилующей ссылками на классиков марксизма-ленинизма, в 1970-е обвинили в попустительстве антисоветским настроениям среди сотрудников Института русского языка АН СССР (Левин был секретарем партогранизации института), исключили из партии, уволили из МГУ и Института русского языка. Ученому пришлось эмигрировать, а его работы в СССР не упоминались вплоть до перестройки.

Предлагаем вашему вниманию статью Виктора Левина.

Одним из важнейших положений труда И. В. Сталина «Марксизм и вопросы языкознания» является указание, что «язык и за­коны его развития можно понять лишь в том случае, если он изу­чается в неразрывной связи с исто­рией общества, с историей народа, которому принадлежит изучаемый язык и который является творцом и носителем этого языка»¹. Это относится как к общим закономерностям в развитии языков, так и к особенностям развития отдельного конкретного языка.

Блестящий образец исследования закономерностей развития языка как специфического общественного явления в неразрывной связи с за­кономерностями развития общества дал И. В. Сталин, разработавший и гениально обосновавший две фор­мулы взаимоотношения языков, со­ответствующие двум различным эпохам развития общества, — «до победы социализма в миро­вом масштабе, когда эксплуататорские классы являются господствую­щей силой в мире, когда националь­ный и колониальный гнет остается в силе, когда национальная обособленность и взаимное недоверие на­ций закреплены государственными различиями, когда нет еще нацио­нального равноправия, когда скре­щивание языков происходит в по­рядке борьбы за господство одного из языков, когда нет еще условий для мирного и дружественного со­трудничества наций и языков, когда на очереди стоит не сотрудничество и взаимное обогащение языков, а ассимиляция одних и победа дру­гих языков» и «после победы социализма во всемирном масштабе, когда мирового империа­лизма не будет уже в наличии, эксплуататорские классы будут низвергнуты, национальный и ко­лониальный гнет будет ликвидирован, национальная обособленность и взаимное недоверие наций будут заменены взаимным доверием и сближением наций, национальное равноправие будет претворено в жизнь, политика подавления и асси­миляции языков будет ликвидиро­вана, сотрудничество наций будет налажено, а национальные языки будут иметь возможность свободно обогащать друг друга в порядке сотрудничества»².

В труде И. В. Сталина отмечает­ся, что различные общественные процессы, такие как развитие про­изводства, появление классов, за­рождение государства, появление письменности и развитие литературы, развитие торговли, дробление и схождение племен и народностей, революционные перевороты и т. д., вносят большие изменения в разви­тие языка.

И. В. Сталин указал те этапы, которые проходит язык в связи с этапами общественного развития — «от языков родовых к языкам племенным, от языков племенных к языкам народностей и от языков народностей к языкам националь­ным»³, и далее, через период существования зональных языков, к слия­нию в «один общий международный язык»⁴. При этом И. В. Сталин подчеркивает, что, проходя все эти этапы своей исторической жизни, язык изменяется и развивается по­степенно, по внутренним законам своего развития, «путем разверты­вания и совершенствования основ­ных элементов существующего язы­ка», следовательно, современные языки восходят к глубокой древно­сти, являясь продуктом ряда эпох.

Изменения, вносимые в язык раз­личными общественными процесса­ми и прежде всего связанные с из­менением общественного состояния носителя языка — рода, племени, народности, нации, — по-разному от­ражаются на разных сторонах язы­ка. Не затрагивая непосредственно основного качества структуры языка, его «основы», не производя ни­каких «языковых революций», эти изменения способствуют дальнейше­му развитию, обогащению и усовер­шенствованию языка. В наибольшей степени это относится к словарному составу языка, который, как указы­вает И. В. Сталин, находится в со­стоянии почти непрерывного изме­нения. «Непрерывный рост промышленности и сельского хозяйства, тор­говли и транспорта, техники и нау­ки требует от языка пополнения его словаря новыми словами и выражениями, необходимыми для их рабо­ты. И язык, непосредственно отра­жая эти нужды, пополняет свой словарь новыми словами, совершен­ствует свой грамматический строй»⁵. Естественно, что новые обществен­ные отношения, связанные с скла­дыванием людей в народности и нации, важные и коренные изменения в структуре общества не могут не отразиться на словарном составе, а отчасти и на основном словарном фонде языка. Такие названные И. В. Сталиным процессы, как по­полнение словарного состава, вы­падение из словарного состава уста­ревших слов, изменение смыслового значения значительного количества слов, получают в наиболее важные для истории народа эпохи наиболее отчетливое выражение, происходят наиболее интенсивно⁶.

Целиком обусловлены историей общества процессы образования но­вых языков и диалектов. Расселе­ние носителей одного языка на больших территориях, сопровождаю­щееся разрывом связей между рас­селившимися группами, обособление таких групп приводит к образова­нию родственных языков⁷. Обладая общими, унаследованными от языка-основы чертами, такие языки в своем дальнейшем развитии могут не переживать общих языковых про­цессов, вырабатывать свои, отлич­ные от родственных языков особен­ности. Границы распространения общих языковых явлений и границы диалектов, степень общности диа­лектов языка зависят от историче­ских условий жизни народа — носи­теля языка. Так, выделившиеся из общеславянского языка-основы пле­менные диалекты восточнославян­ского (древнерусского) языка выра­ботали ряд общих черт, отличаю­щих их от западнославянских и южнославянских языков (например, полногласие, ч и ж из tj и dj, не­которые особенности в грамматиче­ских формах и т. д.), сохраняя в то же время и диалектные отличия. Распад родового строя, переход к классовому обществу и образова­ние Русского (Киевского) государ­ства определили процесс образова­ния древнерусской народности. На смену племенным диалектам прихо­дят диалекты территориальные, об­ластные, частично совпадающие со старыми племенными диалектами, частично явившиеся результатом их перегруппировки. Такие диалектные перегруппировки, означающие не только появление новых диалектных границ, но также и постепенное сти­рание старых границ, происходят и в дальнейшем, отражая историче­ские события в жизни древнерус­ской народности.

Дальнейшее распадение древне­русского языка на три современных восточнославянских языка — русский (великорусский), украинский и бе­лорусский — явилось непосредствен­ным следствием распада древнерус­ской народности и последующего складывания трех братских восточно­славянских народностей. Это может служить иллюстрацией к известному положению И. В. Сталина о том, что бывают процессы, «когда единый язык народности, не ставшей еще нацией в силу отсутствия необходи­мых экономических условий разви­тия, терпит крах вследствие госу­дарственного распада этой народно­сти, а местные диалекты, не успевшие еще перемолоться в едином языке, — оживают и дают начало образованию отдельных самостоятельных языков»⁸.

В XIV–XVI веках на территории формирования великорусской народ­ности, то есть на территории, объеди­няемой Московским государством, складывается более тесная языковая общность, в результате чего выра­батывается ряд таких языковых форм, которые отличают русский язык в целом от украинского и белорусского, сложившихся на основе юго-западных (украинский язык) и западных (белорусский язык) диалектов древнерусского языка вместе с формированием украинской и белорусской народно­стей. Границы распространения трех восточнославянских языков, таким образом, определяются границами формирования в пределах разных государственных образований трех восточнославянских народностей.

На этих территориях, как уже от­мечалось выше, вырабатываются в период формирования народностей общие, характерные для данного языка явления; одновременно про­исходит и частичное нивелирование на этих территориях наиболее рез­ких диалектных отличий (см., например, образование среднерусских говоров), распространение возник­ших еще ранее на значительно меньших территориях явлений на всю или почти всю территорию на­родности. Так, некоторые характер­ные черты русского языка, отличаю­щие его в целом от украинского и белорусского, например утрата особой звательной формы, выравнива­ние основ на г, к, х в склонении имен (рукѣ, ногѣ вм. руцѣ, нозѣ и т. д.), возможно, также и изме­нение старых -ый, -ий (с ы и и ре­дуцированными) в -ой и -ей и некоторые другие, возникли еще до того, как обозначился процесс об­разования русского языка, но впо­следствии распространились на всю занятую русским языком террито­рию. Таким образом, мы не смо­жем возводить, как это делали акад. Шахматов и акад. Соболев­ский, современные русский, украинский и белорусский языки и их диа­лекты непосредственно к племенным диалектам древней Руси. Границы распространения этих языков и их диалектное дробление отражают бо­лее поздние исторические события, приведшие к образованию трех восточнославянских народностей, позднее наций⁹.

Историческими причинами обу­словлена также роль того или ино­го диалекта в качестве основы язы­ка народности и национального языка.

Современные восточнославянские национальные языки сложились пу­тем «концентраций диалектов в еди­ный национальный язык, обуслов­ленной экономической и политиче­ской концентрацией»¹⁰. Диалект той местности, той территории, которая приобрела в силу исторических при­чин ведущую роль в этом процессе экономической и политической концентрации, в формировании народ­ности и нации, играет решающую роль в процессе концентрации диа­лектов, в формировании языка на­родности или нации, в формирова­нии норм литературного языка. Однако диалект этого государствен­ного и культурного центра может претерпеть существенные изменения, отражающие изменения в составе населения этой территории, может сменить свои нормы под влиянием других диалектов, сложившихся на других, имеющих важное значение в образовании народности и нации территориях.

Выдающуюся роль в образовании Русского государства сыграла, как известно, Москва.

В своем приветствии Москве по случаю ее восьмисотлетия И. В. Сталин писал: «Ни одна страна в мире не может рассчитывать на сохранение своей независимости, на серьезный хозяйственный и куль­турный рост, если она не сумела освободиться от феодальной раздробленности и от княжеских неуря­диц. Только страна, объединенная в единое централизованное государ­ство, может рассчитывать на воз­можность серьезного культурно-хозяйственного роста, на возмож­ность утверждения своей независи­мости...». «Заслуга Москвы состоит, прежде всего, в том, — говорит товарищ Сталин, — что она стала основой объединения разрозненной Руси в единое государство с единым правительством, с единым руковод­ством... Историческая заслуга Мо­сквы состоит в том, что она была и остается основой и инициатором со­здания централизованного государ­ства на Руси»¹¹.

Неудивительно, что именно говор Москвы, экономического, политиче­ского и культурного центра Русско­го государства, оказался в XIV—XV веках определяющим в формиро­вании норм, государственного языка русской народности. Однако в даль­нейшем московский говор, по происхождению своему северный, окаю­щий, испытал сильное воздействие южнорусских, акающих говоров — курско-орловского диалекта, сыграв­шего основополагающую роль в образовании русского национального языка, что выразилось в вытеснении многих северных черт в фонетике, морфологии, синтаксисе и лексике московского говора южными. Этот процесс и определил характер и особенности русского национального языка, в основу которого, как ука­зывает И. В. Сталин, лег курско-орловский диалект, «...некоторые местные диалекты в процессе обра­зования наций, — учит И. В. Сталин, — могут лечь в основу национальных языков и развиться в самостоятель­ные национальные языки. Так было, например, с курско-орловским диа­лектом (курско-орловская „речь“) русского языка, который лег в осно­ву русского национального языка»¹².

Сложный процесс формирования русского национального языка на основе курско-орловского диалекта слабо освещен в научной литера­туре и требует новых исследований. «В эпоху формирования централизо­ванного русского государства, — пи­шет проф. П. С. Кузнецов, — боль­шую роль в хозяйственной и поли­тической жизни страны играл юг, то есть территория теперешних Кур­ской и Орловской областей. Здесь проходила линия обороны Русского государства против татарских орд. История русских говоров этой эпо­хи показывает, как языковые осо­бенности, сложившиеся на юге, постепенно распространяются далеко на север. Так было, например, с так называемым аканьем. Оно заняло обширную территорию, распростра­нившись далеко на север и на за­пад. Наиболее архаические типы его, указывающие на очаг первона­чального возникновения, мы нахо­дим на территории современных курских и орловских говоров»¹³.

Образование языка народности и затем нации на основе одного из ведущих диалектов определяет и конечную судьбу остальных диалек­тов, которые постепенно «теряют свою самобытность, вливаются в эти языки и исчезают в них»¹⁴.

Таким образом, процессы образо­вания языков народностей и наций отражают процессы общественного развития, конкретные исторические судьбы народа — носителя языка. «Язык племени, язык народности и национальный язык, — говорит акад. В. В. Виноградов, — различаются не только по объему и многообразию своего общественного применения, но и по своей организующей и объединяющей роли в отношении диалектов и, следовательно, отчасти и по элементам своего качества. За­кономерности исторических взаимо­действий между общенародным язы­ком и территориальными диалекта­ми обусловлены историей общества, историей развития народа»¹⁵.

Особенно значительным является воздействие конкретных историче­ских условий жизни общества на развитие литературного языка, на особенности его общественного функционирования, на определение его норм и формирование его сти­лей. Здесь обнаруживаются некото­рые общие закономерности, связан­ные с такими решающими событиями в жизни народов, как формиро­вание народностей, а позднее на­ций. Так, для докапиталистического периода, эпохи до образования на­ций, характерен (хотя и не обязателен) более или менее значитель­ный разрыв между письменным, литературным языком и народной раз­говорной речью. Господство церкви в культурной жизни народа приво­дит к тому, что церковные языки, выполняя различные письменные функции — от церковно-культовых до научных и официально-канцеляр­ских, — получают авторитет литера­турных, нормализированных языков. Такова была роль латыни в средне­вековой Европе, арабского языка в странах мусульманского мира; функции книжного языка в опреде­ленных жанрах литературы фео­дальной Руси выполнял церковно­славянский язык. Степень участия народно-разговорной речи в тех или иных письменных жанрах зависит от условий развития культуры дан­ного народа, особенностей его лите­ратурного развития и связанной с ним стилистической системы лите­ратурного языка (см., например, употребление разговорного языка в так называемой рыцарской литера­туре западноевропейского средне­вековья). В тех случаях, когда по­являются юридические документы на основе народно-разговорной ре­чи, они отражают характерную для эпохи феодализма диалектную раз­дробленность.

Характер стилистических отноше­ний в литературном языке меняется в период разложения феодализма, развития капитализма и формиро­вания в связи с этим наций и на­циональных языков. Нации, как из­вестно, являются «исторической ка­тегорией определенной эпохи, эпохи подымающегося капитализма. Про­цесс ликвидации феодализма и раз­вития капитализма является в то же время процессом складывания людей в нации»¹⁶. Решающую роль в формировании нации сыграла ликвидация хозяйственной раздроб­ленности, развитие национального рынка. «Конечно, элементы нации — язык, территория, культурная общ­ность и т. д. — не с неба упали, — указывает И. В. Сталин, — а созда­вались исподволь, еще в период докапиталистический. Но эти эле­менты находились в зачаточном состоянии и в лучшем случае пред­ставляли лишь потенцию в смысле возможности образования нации в будущем при известных благоприят­ных условиях. Потенция преврати­лась в действительность лишь в пе­риод подымающегося капитализма с его национальным рынком, с его экономическими и культурными цен­трами»¹⁷.

Образование национальных язы­ков означает решительное падение роли церковных, феодальных языков в письменности, в литературе. Обще­народная, национальная речь, закрепляясь в самых разнообразных жанрах письменности — художе­ственных, научных, канцелярских, используя наиболее устойчивые и ценные элементы традиции, ложит­ся в основу подлинно национального литературного языка. Этот процесс исчерпывающим образом охаракте­ризован В. И. Лениным в его ра­боте «О праве наций на самоопре­деление»: «Во всем мире эпоха окончательной победы капитализма над феодализмом была связана с национальными движениями. Эко­номическая основа этих движений состоит в том, что для полной побе­ды товарного производства необхо­димо завоевание внутреннего рынка буржуазией, необходимо государ­ственное сплочение территорий с на­селением, говорящим на одном язы­ке, при устранении всяких препят­ствий развитию этого языка и за­креплению его в литературе. Язык есть важнейшее средство человече­ского общения; единство языка и беспрепятственное развитие есть одно из важнейших условий дей­ствительно свободного и широкого, соответствующего современному ка­питализму, торгового оборота, сво­бодной и широкой группировки на­селения по всем отдельным классам, наконец — условие тесной связи рынка со всяким и каждым хозяи­ном или хозяйчиком, продавцом и покупателем»¹⁸.

Эти общие закономерности разви­тия литературных языков в связи с историей общества конкретизи­руются и получают значительное своеобразие в зависимости от осо­бенностей исторического процесса того или иного народа. Рассмотрим с этой точки зрения некоторые особенности в развитии русского лите­ратурного языка. 

Особенности русского историче­ского процесса, в частности свое­образие в образовании Русского го­сударства и русской народности, всесторонне освещены в трудах В. И. Ленина и И. В. Сталина.

Особое значение для понима­ния судеб русского литературного языка имеет следующее указание И. В. Сталина, сделанное им в до­кладе на X съезде РКП(б) в 1921 году: «На Западе — в Англии, Франции, Италии и отчасти Германии — пе­риод ликвидации феодализма и складывания людей в нации по вре­мени в общем и целом совпал с пе­риодом появления централизованных государств, ввиду чего там нации при своем развитии облекались в государственные формы». И далее: «На востоке Европы, наоборот, про­цесс образования наций и ликвида­ции феодальной раздробленности не совпал по времени с процессом образования централизованных го­сударств. Я имею в виду Венгрию, Австрию, Россию. В этих странах капиталистического развития еще не было, оно, может быть, только зарождалось, между тем как инте­ресы обороны от нашествия турок, монголов и других народов Востока требовали незамедлительного образования централизованных госу­дарств, способных удержать напор нашествия. И так как на востоке Европы процесс появления центра­лизованных государств шел быстрее процесса складывания людей в на­ции, то там образовались смешан­ные государства, состоявшие из не­скольких народов, еще не сложив­шихся в нации, но уже объединен­ных в общее государство»¹⁹. Эта же мысль в более сжатой форме выра­жена и в тезисах упомянутого выше доклада И. В. Сталина: «Там, где об­разование наций в общем и целом совпало по времени с образованием централизованных государств, на­ции, естественно, облеклись в госу­дарственную оболочку, развились в самостоятельные буржуазные национальные государства. Так про­исходило дело в Англии (без Ирлан­дии), Франции, Италии. На востоке Европы, наоборот, образование цен­трализованных государств, ускорен­ное потребностями самообороны (нашествие турок, монголов и пр.), произошло раньше ликвидации фео­дализма, стало быть, раньше обра­зования наций»²⁰.

Таким образом, своеобразие рус­ского исторического процесса за­ключалось, в частности, в том, что еще в недрах феодализма, в период до образования нации, возникло централизованное государство. Его возникновение совпало, следователь­но, здесь не с периодом складыва­ния русской нации, а в период скла­дывания русской (великорусской) народности, исторической кате­гории докапиталистического перио­да. В. И. Ленин решительно пре­дупреждает от признания русской народности XIV–XVI веков нацией и Русского государства этого перио­да — государством русской нации. В полемике с народником Михай­ловским, выводившим национальные связи из продолжения и обобщения родовых связей, Ленин писал: «Если можно было говорить о родовом быте в древней Руси, то несомненно, что уже в средние века, в эпоху Москов­ского царства, этих родовых связей уже не существовало, то есть государ­ство основывалось на союзах совсем не родовых, а местных: помещики и монастыри принимали к себе кре­стьян из различных мест, и общи­ны, составлявшиеся таким образом, были чисто территориальными сою­зами. Однако о национальных свя­зях в собственном смысле слова едва ли можно было говорить в то время: государство распадалось на отдельные „земли“, частью даже княжества, сохранявшие живые сле­ды прежней автономии, особенности в управлении, иногда свои особые войска (местные бояре ходили на войну со своими полками), особые таможенные границы и т. д. Только новый период русской истории (при­мерно с XVII века) характеризуется действительно фактическим слия­нием всех таких областей, земель и княжеств в одно целое. Слияние это вызвано было не родовыми свя­зями, почтеннейший г. Михайлов­ский, и даже не их продолжением и обобщением: оно вызывалось уси­ливающимся обменом между обла­стями, постепенно растущим товар­ным обращением, концентрирова­нием небольших местных рынков в один всероссийский рынок»²¹.

Итак, русской нации не было еще; не сложились еще, следовательно, и те условия, при которых мог бы образоваться литературный язык на широкой национальной основе, литературный язык, который сумел бы вытеснить из всех жанров письмен­ности архаический, церковнославян­ский язык; не было еще условий для создания общенациональной литературной нормы на демократиче­ской основе. В этом отношении раз­витие русского литературного языка не отличалось от развития литера­турных языков средневекового За­пада (если не считать особенностей, связанных с тем фактом, что церковнославянский язык является по отношению к русскому родственным языком; об этом ниже). Более того, ярко выраженные объединительные тенденции Московского государства, идея единства русской земли, рост и укрепление централизованной мо­нархии, идеология самодержавной власти, нашедшая полную поддерж­ку и среди высшего духовенства, стремление возвеличить образ вели­кого князя, позднее царя, выразив­шееся, в частности, в поисках древ­нейших генеалогий для московских царей, возникновение и развитие идеи о Москве как «третьем Риме», повышенный интерес к эпохе рас­цвета древней Руси и эпохе нацио­нальной независимости — к Киев­ской Руси, общий подъем нацио­нального самосознания, широкое развитие в связи с этим житийного, публицистического и исторического жанров — все это определило раз­витие в XIV–XVI веках торжествен­ного риторического стиля, отличаю­щегося крайней пышностью и вели­колепием, живописностью и украшенностью, «плетением и извитием словес», стиля книжного, архаиче­ского и насыщенного славянизмами в лексике, морфологии, синтаксисе. Развитию архаических тенденций в русском литературном языке, расцвету «плетения словес» способство­вало и так называемое «второе южнославянское влияние» (см., на­пример, распространение слов c жд вместо русского ж, типа жажда, надежда и т. д.), явившееся результатом возобновления прерван­ных в период татарского ига связей с южнославянскими землями.

Однако своеобразие стилистиче­ских отношений русского литера­турного языка определяется самим фактом формирования централизо­ванного государства, которое, как уже отмечалось, возникло раньше сложения русской нации. Потребно­сти государства вызвали к жизни и другую разновидность литератур­ного языка — письменный деловой язык, государственный язык Москвы, отразивший особенности живой рус­ской речи и достаточно четко противопоставленный церковно-книжным, риторическим стилям. «В по­давляющем большинстве случаев, — пишет проф. Г. Д. Санжеев, — официально-канцелярский и письменный язык совпадают, представляя в этих случаях два стиля одного и того же письменного языка»²².

Действительно, в условиях слабой централизации власти в странах средневековой Европы латинский язык закреплялся не только в цер­ковной и ученой письменности, но также и в государственно-деловой сфере. Только в период формирова­ния наций и национальных государств в полной мере осуществляет­ся переход в государственной сфере, затем и в научной на национальный язык. Например, во Франции только в XVI веке, в период, когда сложилась уже французская нация, происходит окончательная замена в официаль­ном употреблении латинского языка французским, что нашло свое выражение в известном ордонансе Франциска I, изданном в 1539 году и предписывавшем исключительное употребление французского языка в судопроизводстве и администра­ции во всем государстве²³.

В Англии долгое время официаль­ные документы писались на латин­ском языке, который был также языком церкви и науки, затем он постепенно вытесняется француз­ским языком, на котором говорила феодальная знать, королевский двор; на французском же языке ведется судопроизводство, он господствует и в парламентской практике. Начиная со второй половины XIV века и в те­чение XV века происходит вытеснение в сфере государственной жизни французского языка языком на­рода — английским языком²⁴. Про­цесс вытеснения латыни народным языком в официально-канцелярских жанрах происходил, хотя и с зна­чительным своеобразием, отразившим особенности исторического раз­вития, и в Германии.

Во всех приведенных случаях со­здание делового языка на народной основе происходило в борьбе с церковно-книжным языком и было связано с процессом формирования на­ции. В России же, вследствие того что формирование русской народно­сти совпало с образованием центра­лизованного государства, нуждав­шегося в упорядоченной переписке, официально-канцелярский, так назы­ваемый приказный, язык с самого начала опирался на народно-разговорный язык, отразив его нор­мы и особенности, что обусловило его своеобразное место в системе литературного языка. В этом, несомненно, сказалась и традиция древнерусского литературного язы­ка, который уже в XI веке развил де­ловые стили, обладающие восточно­славянским народным обликом. Связью с этой традицией следует, очевидно, объяснить и некоторые архаические элементы в деловых документах, преимущественно в ви­де застывших формул типа се азъ или се язъ, се купи, дана в граде и т. д., ставшие приметой самого жанра.

Однако деловой язык Московского государства не может быть выведен из этой традиции. Живая речь Москвы XIV–XV веков уже значительно отличалась по своему грамматическому строю и тем более по словарному составу от древнерусской речи X–XI веков (утрата аориста и имперфекта, выравнивание основ на г, к, х, утрата двойственного числа и звательной формы и др.), а деловой язык Москвы развивался на основе живого московского говора в условиях формирования русской (великорусской) народности.

Приказный, официально-деловой язык Московского государства про­тивопоставлен не только книжному, церковнославянскому языку, но и языку местной, областной деловой письменности, отражавшей диалект­ную раздробленность феодальной Руси. Наличие мощного централизо­ванного государства, даже при от­сутствии еще национальных связей в полном смысле этого слова, обусловило победу московской нормы делового языка над местными областными тенденциями в пись­менности, что отчетливо сказалось в вытеснении в деловой письменности других городов диалектных черт²⁵. Дольше других сосущество­вали с деловым языком Москвы новгородская и рязанская разновид­ности делового письма. Однако, освоив некоторые элементы новго­родской терминологии (морской, от­части торговой), подвергнувшись дальнейшей грамматической норма­лизации и отразив решающее влия­ние курско-орловского диалекта, уже в XVI веке московский приказный язык «становится единым общегосу­дарственным языком московского царства»²⁶. В условиях докапитали­стического, феодального развития такое положение могло возникнуть как следствие централизации власти.

В этом отношении характерна судьба деловых языков в тех стра­нах, где образование централизо­ванных государств совпало по вре­мени с формированием наций. Окон­чательное вытеснение в этих стра­нах церковно-книжного языка на­родным в деловой письменности, как уже отмечалось, связано с об­разованием наций и национальных государств; тем не менее попытки применения народно-разговорной ре­чи в деловой письменности встре­чаются там и ранее, однако они носят ярко выраженный местный характер и в силу слабости централизации, преобладания областных тенденций неспособны возвыситься в этот период до общегосударствен­ных, общенародных языков. Это случилось позднее. Так, упоминав­шийся уже ранее ордонанс Фран­циска I был направлен не только против господства в официальном употреблении латыни, но также и против употребления в провин­циальных актах местных диалектов.

В Германии XIII–XIV веков также появляются грамоты на народном языке, но они пишутся на местных наречиях. Попытки нормализации немецкого канцелярского языка так­же не приводят к решительному устранению в нем диалектных особенностей и не создают общегер­манского официального языка²⁷.

Как указано выше, своеобразные условия развития русской народно­сти и русской государственности привели к образованию общегосу­дарственного, нормализированного и исконно опирающегося на народную речь делового языка. Эти качества обеспечили ему широкое развитие и широкое функционирование, опреде­лили его исключительное место в системе стилей литературного языка XIV–XVI веков. Уже довольно рано, в XV веке, деловые стили проникают за пределы собственно деловых до­кументов, а в XVI веке это расшире­ние функций приказного языка при­нимает значительный размах. Выра­ботанные в приказном языке и отражающие стихию общенародного языка грамматические и лексиче­ские нормы используются в самых разнообразных жанрах письменно­сти: путешествиях (например, в «Путешествии Афанасия Никитина» — XV век), «Домострое», в письмах и посланиях Ивана Грозного, произ­ведениях Ивана Пересветова, воин­ских повестях и исторических повествованиях, но художественная ли­тература, научно-философские сочи­нения до XVII века продолжают ориен­тироваться на церковно-книжные стили литературного языка. Духо­венство, отмечает акад. Шахматов, стремилось к тому, чтобы церков­ный язык не смешивался с «языком подьячего съезжей избы, пишущего грамоты, совершающего сделки на простонародном грубом языке»²⁸, хотя практически и высокие рито­рические стили не совсем свободны от некоторого влияния живой народ­ной речи.

Расширение функций делового письменного языка, употребление его за пределами собственно дело­вой сферы не могло не привести к расширению и состава этого язы­ка, к его дальнейшему обогащению и развитию. Это обогащение пись­менного языка происходило как путем расширения связей с живой, разговорной речью и фольклором, так и путем взаимодействия с тра­диционным книжным языком.

Здесь нельзя не упомянуть о важ­ном факте, способствовавшем взаи­модействию церковнославянского и делового стилей литературного язы­ка, также исторически сложившемся, — факте родства русского и ста­рославянского языков. При всех су­щественных отличиях между рито­рическими стилями литературного языка и живой народной речью на Руси, они никогда не достигали той степени двуязычия, которая была характерна, например, для средневе­ковой Германии. Наличие в обеих разновидностях русского литератур­ного языка большого числа общих корней, целых слов и форм созда­вало условия для взаимного обогащения. Это было чрезвычайно важно для делового языка, который, таким образом, приобретал еще более нор­мализованный и общегосударствен­ный характер, все более приспосаб­ливаясь для выполнения своих осложнившихся функций.

Таким образом, ко времени, когда обозначился процесс образования русской нации, к XVII веку, сложи­лись две разновидности русского литературного языка: риторические книжные стили на основе церковно­славянского (точнее, славяно-рус­ского) языка и далеко вышедший за пределы своего первоначального употребления богатый и развитый, получивший уже значительную пись­менную традицию в разных жанрах общегосударственный язык на на­родной основе, который, как отме­чает акад. В. В. Виноградов, «до­стиг большого развития и имел все данные для того, чтобы вступить в борьбу за литературные права с языком славяно-русским»²⁹.

Создание этих своеобразных сти­листических отношений, образование еще в докапиталистический период развитого и разнообразного в своих средствах письменного языка на на­родной основе явилось, как мы ви­дим, результатом своеобразия рус­ского исторического процесса, своеобразия путей образования русской (великорусской) народности и Рус­ского централизованного государ­ства, а также исторически сложив­шейся относительной близости цер­ковнославянского, книжного языка феодальной Руси к народной рус­ской речи.

Особенности истории русской на­родности, однако, отразились не только на своеобразии стилистиче­ских отношений литературного язы­ка русской народности; они опреде­лили во многом и дальнейшие пути образования национального литературного языка, поскольку создан­ные стилистические отношения по­служили основой для дальнейшего развития литературного языка.

Факт наличия длительной тради­ции использования народной речи в письменности, существование раз­витого приказного языка, выпол­няющего также и другие литера­турные функции, облегчал борьбу с остатками феодального двуязычия, с архаическими книжными стилями, а родственные отношения русского и «славенского» языков облегчали решение проблемы использования элементов книжной традиции в фор­мирующемся литературном языке русской нации. Деловой письмен­ный язык ложится в основу таких литературных жанров второй поло­вины XVII века и начала XVIII века, как бытовая повесть, сатира, драматур­гия, во многом определяет харак­тер литературных стилей, возник­ших в среде грамотной посадской массы³⁰. На обогащенный связью с книжной литературой и отчасти иностранными заимствованиями в области терминологии деловой язык ориентируется и научная литература петровского времени. Так, один из сподвижников Петра, Мусин-Пуш­кин, рекомендуя переводчику Ф. По­ликарпову исправить перевод «Гео­графии» «не высокими словами, но простым русским языком», прямо указывает на деловую речь как на источник этого простого русского языка: «...высоких слов славенских класть не надобеть, — указывает он, — но посольского приказу упо­треби слова»³¹. Деловой язык и вы­работанные в нем нормы явились одним из важнейших элементов того «гражданского посредственного наречия», выработка которого озна­чала дальнейшее развитие стилей литературного языка на широкой национальной основе.

Таким образом, своеобразие рус­ского исторического процесса, вы­разившееся, в частности, в образо­вании централизованного государ­ства еще в период до образования русской нации, определило не толь­ко появление и расцвет делового языка на народной основе, но и та­кие его качества, как общегосудар­ственный характер и нормализованность. Эти его качества способство­вали расширению функций делового языка, выходу его за пределы офи­циальной сферы, его проникновению в самые различные жанры письмен­ности, что в соединении с истори­чески сложившимся фактом относительной близости церковно-книжного и разговорного языка создавало условия для обогащения письмен­ного делового языка наиболее устой­чивыми элементами книжной тради­ции. Все это определило и свое­образие путей формирования рус­ского национального языка. «Про­стонародное наречие необходимо должно было отделиться от книж­ного, — писал А. С. Пушкин, — но впоследствии они сблизились, и та­кова стихия, данная нам для со­общения наших мыслей»³². В опре­делении путей и способов этого сближения «простонародного наре­чия» с книжным языком письмен­ный деловой язык Московского го­сударства сыграл исключительно важную роль.